— Да.

— Откуда взялась такая проклятая самонадеянность! — Брови женщины сдвинулись, но она была изнурена настолько, что восклицание прозвучало почти неслышно. — Можно подумать, что я сама не могу сказать что-либо по этому поводу!

Фицрой развел руками, тонкие золотисто-рыжие волоски на его коже блеснули в свете лампы.

— Никто не запрещает тебе сказать это, Вики.

Она подозрительно посмотрела на него еще мгновение, потом вздохнула.

— Хорошо. Веский довод. Но я думаю, вы и так, черт побери, слишком славно уживаетесь друг с другом.

— Разве тебе не будет легче, если детектив-сержант Селуччи и я, мы оба, будем ладить между собой?

— Это будет зависеть... — Женщина снова откинулась на диванные подушки и, помолчав, сухо добавила: — От того, насколько хорошо вы поладили.

— Вики! — Ее имя было произнесено с явно преувеличенным ужасом. — Разумеется, ты не думаешь...

Ей хватило мгновения, чтобы понять скрытый смысл, и она не смогла удержаться, чтобы не хихикнуть. Сказалось полное изнеможение; до сих пор вампир ни разу не слышал, чтобы его подруга хихикала.

— Майк Селуччи, должна тебе сказать, слишком откровенный человек, чтобы с ним можно было говорить намеками.

Улыбка на лице Генри слегка поблекла, а глаза потемнели, и в них блеснул охотничий инстинкт.

— В таком случае мне придется найти кого-то другого.

Вики нервно сглотнула; у нее было такое ощущение, что сердце стучит где-то в горле. Фицрой не пытался поймать ее взгляд, затянуть ее в водоворот своего могущества. Если бы она сказала «нет» — и женщина уже ощущала вкус этого слова на своем языке, — он мог бы охотиться где угодно. «Но он нуждается во мне». Даже через всю комнату она ощущала его голод. Это не было бы предательством. Не оставалось ничего, что она могла бы сделать для матери этой ночью. Его нужды, до некоторой степени, были важнее ее собственных, и, маскируясь ими, она могла, хотя бы на время, уступить.

«Он нуждается во мне». Повторяя эту мысль, она приходила к более опасной идее: «Я нуждаюсь в нем».

— Вики?

От звуков его голоса женщину словно обдало жаром.

— Да.

Селуччи, наблюдая, как Генри пересекает автостоянку, постарался не стиснуть зубы. Ничего особенного в походке его соперника, «вампира, автора любовных романов», — мстительно поправил он свою мысль, старательно избегая предположений, что могло происходить в квартире, не было. «Ну, он не хвастун. Уж в чем, в чем, а в этом его обвинить, пожалуй, нельзя».

— Детектив.

— Фицрой.

— Постарайтесь не шуметь в квартире. Вики уснула.

— Как она?

— Думаю, напряжение спало. Хотел бы сказать то же самое утром.

— Вам не следовало бы оставлять ее одну. — «Я оставил ее одну, и видите, что из этого вышло». Они оба пришли к неизбежному выводу. Они оба его проигнорировали.

— Я делаю все, что в моих силах, детектив, пока вы не готовы взять ответственность на себя.

Майк фыркнул. Ему хотелось, чтобы он смог что-то ответить.

Вампир поднял голову и глубоко вдохнул ночной воздух.

— Собирается дождь. Лучше не медлить.

— Да. — Не вынимая рук из карманов куртки, Селуччи выбрался из своей машины. Ему хотелось верить, что Фицрой не оставил ей возможности выбора, но он понимал, что тот не стал бы настаивать, если существовала хоть какая-то другая возможность.

— Майкл.

Обернувшись на звук своего имени, Селуччи попытался, чтобы на его лице не проявилось ни одно из чувств, которые он в данный момент испытывал. Это оказалось нетрудно. Он и сам не знал точно, что именно ощущает.

— Благодарю.

Майк хотел было спросить: «За что?», но не стал этого делать. Нечто в интонации Генри — он назвал бы это порядочностью, если бы вынужден был найти определение, — отрицало возможность поверхностного ответа. Вместо этого он кивнул и спросил совсем о другом:

— Как бы вы поступили, если бы она сказала «нет»? — Даже после того, как последнее слово сорвалось у него с губ, он не понимал, почему об этом спрашивает.

Казалось, Фицрой проскальзывает между перекрывающими друг друга бело-желтыми лучами уличных фонарей.

— Мы все-таки не в пустыне находимся, детектив. Обычно я справляюсь.

— Подбираетесь к какому-то незнакомцу?

Золотисто-рыжеватые брови, в этой темени казавшиеся почти черными, приподнялись.

— Именно так. Чаще всего у меня не хватает времени, чтобы с ним подружиться.

«Не стоило, пожалуй, бить по больному месту».

— Разве вы не знаете, что по миру гуляет эта чертова эпидемия?

— Это всего лишь болезнь крови, детектив. Я знаю, когда кто-нибудь заражен, и, таким образом, избегаю этой опасности.

Селуччи откинул со лба непокорную прядь.

— Счастливчик, — буркнул он. — До сих пор не думал, что вы должны... я хотел сказать... — Он поддал ногой гравий и чертыхнулся, когда один из камешков, отлетев, ударил по колесу его машины. Почему, чтоб этому Фицрою пусто было, он вообще должен о нем беспокоиться? Сукин сын живет на свете уже черт знает сколько, он и сам в состоянии о себе позаботиться. «Доверять ему — одно дело. И я отнюдь не уверен, что доверяю этому типу. Можно подумать, что он начинает мне нравиться. Ерунда. Никоим образом». — Послушайте, даже если вы это чувствуете, вам не следует быть... — «Быть чем? Иисусе, средствами обычного словарного запаса, похоже, это выразить не удастся...» — ...Заниматься этим с незнакомыми людьми, — поспешил закончить он свою мысль.

Губы вампира изогнулись в задумчивой улыбке.

— Это может оказаться непростым делом, — сказал он мягким тоном. — Если мы задержимся здесь слишком долго. Даже если она этого пожелает, я не могу насыщаться от Вики каждый раз, когда во мне пробуждается голод.

Майк внезапно почувствовал, что ему трудно дышать. Он резко рванул воротник куртки.

— И, в конце концов, — продолжил Генри; в уголках его глаз собрались морщинки, он явно забавлялся, — существует лишь одна другая личность в этом городе, которую я не могу рассматривать как незнакомца.

Селуччи потребовалось на ответ столько же времени, сколько и Вики.

— Как пожелаете, — проворчал он, развернулся на каблуке и твердым шагом направился к дому.

Фицрой смотрел, как его соперник удаляется, слышал, как гневно стучит его сердце. Не совсем порядочный поступок — издеваться над этим смертным, ведь он был искренне обеспокоен его безопасностью, но удержаться от этого было сложно.

— Однако если бы я очень этого захотел, — сказал себе вампир, когда снова остался наедине с ночью, — то смог бы.

Глава 9

Ночь может проявляться в бессчетном множестве различных видов темноты, от неба цвета темно-красного вина, выгибающегося дугой над Средиземноморьем, до пустыни, разрезанной лунным светом на острые четкие рельефы, и темноты городов, разбитой на таинственные области мрака и яркие, изменчивые, словно в калейдоскопе, островки блестящего света. Генри был хорошо знаком со всеми. Он не был твердо уверен, что ночь являет больше ликов, чем день; скорее всего, за последние четыреста пятьдесят с лишним лет у него просто многократно возросли возможности наблюдать за тьмой, и это приглушило воспоминания о предыдущих семнадцати. Были ли те лики — каждый по-своему — воистину прекрасны или он находил их таковыми в силу своей обреченности?

Стремительно шагая по Дивижн-стрит по направлению к университету, вампир упивался еще одним видом темноты, еще одной ночью. Недавно скрывшееся весеннее солнце, которого он не видел столько лет, согрело землю, и ароматы пробивающейся травы почти взрывали асфальт и бетон и овладевали несколькими тысячами движущихся комочков из плоти и крови. Юная зелень деревьев, пока еще воздушная и хрупкая, неуверенно танцевала на ветру, шорохи ветвей вплетались в полифонию гудения электрических проводов, рычания автомобилей и ни на мгновение не замолкающие звуки человеческой толпы. Он знал, что, если не пожалеет времени и заглянет в погруженные в тень уголки города, найдет там других, привлеченных к охоте возвращающимся теплом; некоторых — на четырех лапах, но большинство — на двух.